Выступление на секретном совещании

высшего генералитета вермахта

на Оберзальцберге 22 августа 1939 г.

Я созвал вас для того, чтобы дать вам картину политичес­кого положения, дабы вы получили представление об отдель­ных элементах, на которых основано мое решение действо­вать, а также для того, чтобы укрепить ваше доверие.

Мне было ясно, что раньше или позже дело должно дойти до столкновения с Польшей. Я принял решение еще весной, но думал, что сначала через несколько лет выступлю против Запада, а уже потом против Востока. Однако последователь­ность во времени не поддается определению заранее. К тому же нельзя закрывать глаза на угрожающее положение. Перво­начально я хотел установить с Польшей приемлемые отноше­ния, чтобы потом начать борьбу против Запада. Однако этот импонирующий мне план оказался неосуществим, поскольку изменились существенные обстоятельства.

Мне стало ясно: при столкновении с Западом Польша нападет на нас. Польша стремится получить выход к морю. После занятия Мемельской области дальнейший ход собы­тий показал это, и мне сделалось ясно, что при известных условиях Польша сможет напасть на нас в неблагоприятный для нас момент. В качестве причин таких соображений при­веду следующие.

1. Прежде всего два обстоятельства персонального значе­ния.

Первое: моя личность и личность Муссолини. Ввиду моих политических способностей все в значительной мере зависит от меня, от моего существования. Ведь это факт, что никто, пожалуй, не пользуется таким доверием немецкого народа, как я. В будущем, верно, никогда не будет другого такого человека, который имел бы авторитет больший, чем имею я. Следовательно, мое существование есть фактор огромного значения. Но я могу быть в любой момент уничтожен каким-нибудь преступником, каким-нибудь идиотом.

Второй персональный фактор — это дуче. Его существова­ние тоже имеет решающее значение. Если с ним что-нибудь случится, союзническая верность Италии больше не сможет быть надежной. Основная позиция итальянского двора — про­тив дуче. Это именно двор видит в расширении [итальянской] империи бремя для себя. Дуче — самый крепкий нервами человек в Италии.

Третий персональный фактор, благоприятный для нас, — это Франко. Мы можем потребовать от Испании благожела­тельного нейтралитета. Но это зависит от личности Франко. Он гарантирует определенную унификацию и устойчивость нынешней системы в Испании. Мы должны считаться с тем, что в Испании пока еще нет фашистской партии, такой же внутренне сплоченной, как наша.

На противной стороне в том, что касается влиятельных личностей, картина негативная. В Англии и Франции лично­стей крупного масштаба нет.

... Нам принимать решения легко. Нам терять нечего, мы можем только приобрести. Наше экономическое положение в результате наших ограничений таково, что мы сможем еще продержаться всего несколько лет. Геринг может это подтвер­дить. Нам не остается ничего иного, кроме как действовать. Наши противники рискуют многим, а выиграть могут немно­го. Вклад Англии в войну чрезвычайно велик. Наши против­ники имеют лидеров ниже среднего уровня. Ни одной выда­ющейся личности. Ни одного властелина, ни одного человека действия.

Наряду с персональными факторами благоприятно для нас и политическое положение. В бассейне Средиземного моря — соперничество между Италией, Францией и Англией, на Во­стоке — напряженность между Японией и Англией. На Ближ­нем Востоке — напряженность, вызывающая тревогу магоме­танского мира.

Английская империя уже из последней войны вышла не усиленной. Господства на морях она не добилась. Конфликт Англия — Ирландия. Независимость Южно-Африканского Союза возросла. Приходится делать уступки Индии. Англия находится в крайне угрожающем положении. Нездоровая инду­стриализация. Любой британский государственный деятель может глядеть в будущее только с тревогой.

Положение Франции тоже стало хуже, особенно в Среди­земном море.

В качестве благоприятных для нас факторов следует на­звать такие:

На Балканах со времени захвата [Италией] Албании уста­новилось равновесие сил. Югославия ввиду своих внутренних условий несет в себе смертельный зародыш разложения. Ру­мыния сильнее не стала. Она подвержена агрессии и уязвима. Ей угрожают Венгрия и Болгария. После смерти Кемаля Тур­цией правят мелкие душонки, бесхребетные, слабые люди.

Всех этих счастливых обстоятельств через два-три года уже не будет. Никто не знает, как долго еще я проживу. Поэтому пусть лучше столкновение произойдет сегодня.

Образование Великой Германии было политически вели­ким свершением, но в военном отношении оно внушало опа­сения, ибо было достигнуто блефом политического руковод­ства. Необходимо испробовать военную силу. И если возможно, не в виде генерального сведения счетов, а путем решения отдельных задач.

Отношения с Польшей стали невыносимыми. Моя поли­тика в отношении Польши, проводившаяся до сих пор, противоречила воззрениям нашего народа. Принятию моих пред­ложений Польше (Данциг, коридор) мешало вмешательство Англии. Польша сменила свой тон по отношению к нам. Состояние напряженности на длительный срок нестерпимо. Закон действия не должен перейти в другие руки. Сейчас момент благоприятнее, чем будет через 2-3 года. Покушение на меня или Муссолини смогло бы изменить положение не в нашу пользу. Нельзя же вечно стоять друг против друга с винтовкой на боевом взводе. Предложенное нами компро­миссное решение потребовало бы от нас изменения нашего мировоззрения и жестов доброй воли. С нами снова заговори­ли бы на языке Версаля. Возникла бы опасность потери пре­стижа. Вероятность того, что Запад не выступит против нас, еще велика. Мы должны с безоглядной решимостью пойти на риск. Политик точно так же, как полководец, должен брать на себя риск. Мы стоим перед лицом суровой альтернативы: либо нанести удар, либо быть раньше или позже уничтоженными.

Не окажись я в прошлом прав, меня бы побили каменья­ми. Опаснейшим шагом явилось вступление в нейтральную [Рейнскую] зону. За восемь дней до того я получил от Фран­ции предупреждение. Но я всегда шел на огромный риск, будучи убежден в том, что он себя оправдает.

И теперь тоже риск велик. Нужны железные нервы. Же­лезная решимость.

Меня укрепляют в моей решимости следующие особые причины.

Англия и Франция приняли на себя обязательство, но ни та, ни другая выполнить его не в состоянии. В Англии никакого фактического вооружения нет, одна пропаганда. Очень большой вред причинило то, что многие отнеслись отрица­тельно [к Мюнхенскому соглашению] и после реше­ния чехословацкого вопроса говорили и писали англичанам: фюрер оказался прав потому, что у вас не выдержали нервы, потому, что вы слишком рано капитулировали. Вот чем объяс­няется теперешняя пропагандистская война. Англичане гово­рят о войне нервов. Одним из элементов этой войны является изображение роста вооружений. Но каково британское воору­жение на самом деле? Программа строительства военно-мор­ского флота на 1939 г. еще не выполнена. Только мобилизация резервного флота. Закупка рыболовных судов. Существенного усиления английского флота раньше 1941 г. или 1942 г. ожи­дать не приходится.

С сухопутными войсками там тоже мало что изменилось. Англия будет в состоянии послать на континент максимум три дивизии. Кое-что, правда, произошло в области авиации, но это еще только начало. ПВО находится в начальной стадии. В насто­ящее время Англия имеет всего немногим больше 150 зениток. Новые зенитные орудия еще только заказаны. Пройдет немало времени, пока они будут изготовлены. Отсутствуют приборы управления артиллерийским огнем. Авиация Англии насчитыва­ет в настоящее время всего 130000 человек, Франции — 72000, Польши — 15000. В Англии желают, чтобы конфликт произошел не раньше чем через 2-3 года.

Характерным для Англии является следующее. Польша хочет получить от Англии заем для своего вооружения. Но Англия дает только кредиты, чтобы Польша покупала у нее, хотя сама ей ничего поставить не может. Она не желает рис­ковать в Польше 8 миллионами фунтов, хотя в Китай она вложила полмиллиарда. Это говорит о том, что в действитель­ности Англия поддерживать Польшу не намерена. Положение Англии весьма затруднительно. Она на риск не пойдет.

Во Франции — нехватка людей (падение рождаемости). В области вооружения сделано мало. Артиллерия устарела. Франция не хочет влезать в эту авантюру.

У Запада есть только две возможности бороться против нас:

1. Блокада, но она будет неэффективной ввиду нашей автаркии, а также потому, что мы имеем вспомогательные источники на Востоке.

2. Нападение на Западе с линии Мажино считаю невоз­можным. Имелась бы возможность нарушения нейтралитета Голландии, Бельгии и Швейцарии. У меня нет никаких со­мнений в том, что все эти страны, а также и Скандинавия защищали бы свой нейтралитет всеми средствами. Англия и Франция нейтралитета этих стран не нарушат. Значит, фак­тически Англия Польше помочь не сможет. Остается еще нападение на Италию. Военное вмешательство исключено. На длительную войну никто не рассчитывает. Если бы госпо­дин Браухич [главнокомандующий сухопутными войсками] сказал мне, что мне потребуется четыре года, чтобы захватить Польшу, я бы ему ответил: так дело не пойдет! Когда кто-то говорит, что Англия хочет продолжительной войны, это бред!

Мы будем сдерживать Запад до тех пор, пока не захватим Польшу. Мы должны сознавать наши огромные производствен­ные возможности. Они гораздо больше, чем в 1914—1918 гг.

<...> Противник все еще надеется, что Россия после завое­вания нами Польши выступит как [наш] враг. Но противники не учли моей огромной способности принимать решения. Наши противники — мелкие черви. Я видел их в Мюнхене.

Я был убежден, что Сталин никогда не пойдет на анг­лийское предложение. Россия не заинтересована в сохране­нии Польши, а потом Сталин знает, что режиму его конец все равно, выйдут ли его солдаты из войны победителями или же потерпевшими поражение. Решающее значение имела замена Литвинова [Молотовым]. Поворот в отношении Рос­сии я провел постепенно. В связи с торговым договором мы вступили в политический разговор. Предложение пакта о ненападении. Затем от России поступило универсальное предложение. Четыре дня назад я предпринял особый шаг, который привел к тому, что вчера Россия ответила, что готова на заключение пакта. Установлена личная связь со Сталиным. Фон Риббентроп послезавтра заключит договор. Итак, Польша находится в том состоянии, в каком я хотел ее видеть.

Нам нечего бояться блокады. Восток поставляет нам пше­ницу, скот, уголь, свинец, цинк. Это огромная цель, которая требует огромных сил. Боюсь только одного: как бы в после­дний момент какая-нибудь паршивая свинья не подсунула мне свой план посредничества.

В своей политической цели я иду дальше. Начало разруше­нию господствующего положения Англии положено. После того как я осуществил политические приготовления, путь сол­датам открыт.

Нынешнее обнародование пакта о ненападении с Россией подобно разорвавшемуся снаряду. Последствия — необозри­мы. Сталин тоже сказал, что этот курс пойдет на пользу обеим странам. Воздействие на Польшу будет чудовищным.

<...> С осени 1938 г, <...> решение идти вместе со Стали­ным. В сущности — только три великих государственных дея­теля во всем мире: Сталин, я и Муссолини. Муссолини — слабейший.

<...> Сталин и я — единственные, кто видит будущее. Таким образом, через несколько недель я протяну Сталину руку на общей германо-русской границе и вместе с ним пред­приму раздел мира.

<...> Генерал-полковник Браухич обещал мне закончить войну с Польшей за несколько недель. Если бы он доложил, что мне потребуется для этого два года или хотя бы только год, я не дал бы приказа о выступлении и на время заключил бы союз не с Россией, а с Англией. Ведь никакой длительной войны мы вести не можем. Эти жалкие черви Даладье и Чемберлен, а я их узнал в Мюнхене, окажутся слишком трус­ливыми, чтобы напасть [на нас]. Они не выйдут за рамки блокады. А у нас против этого — наша автаркия и русское сырье. Мой пакт с Польшей был задуман просто как выиг­рыш времени. А впрочем, господа, с Россией ведь проделыва­ется то же самое, что я уже освоил на примере Польши! После смерти Сталина, а он — тяжелобольной человек, мы разгро­мим Советский Союз. Тогда забрезжит заря германского гос­подства на всем земном шаре.

<...> Ведение новой войны соответствует установлению новой границы. Вал от Ревеля, Люблина, Кошице до устья Дуная. Остаток получают русские. Риббен­тропу дано указание делать любое предложение и принимать любое требование русских. <...>

Я дам пропагандистский повод к развязыванию вой­ны — безразлично, правдоподобен он или нет. Победителя потом не спрашивают, говорил он правду или же нет. Когда нападают и ведут войну, дело не в праве, а в победе.