ПИСЬМО  С  ФРОНТА…

«15 февраля 1915 г.

Эрнсту Геппу

Уважаемый господин судебный заседатель,

Я счастлив узнать, что моя последняя открытка дошла до Вас, и также искренне благодарю Вас за доброжелательный ответ.

Я ранее написал Вам длинное письмо, но, похоже, мне придется все повторить. Прежде всего, я хотел бы сообщить Вам, уважаемый господин судебный заседатель, что 2 декабря меня наградили Железным крестом. Благодаря Богу, было больше чем достаточно шансов, чтобы заработать его. Наш полк не был, как мы предполагали, прикреплен к резерву, но уже 29 октября утром мы попали в сражение, а последние три месяца мы, как в нападении, так и в обороне, показали себя лучше, чем они думали. После славного марша вниз по Рейну мы 23 октября прибыли в Лилль. Мы могли видеть войну даже из Бельгии. Лувен был грудой пепла и мусора. До Дурмея наше путешествие проходило достаточно хорошо и мирно, но затем у нас ничего не было, кроме беспокойств. В некоторых местах рельсы были разрушены, несмотря на строжайшую охрану. А потом мы все чаще видели взорванные мосты и разбитые двигатели локомотивов. Хотя наш поезд двигался со скоростью улитки, нам все чаще и чаще приходилось останавливаться. Издалека мы могли слышать монотонный рев наших тяжелых минометов. К вечеру мы прибыли в основательно разрушенный пригород Лилля. Мы сошли с поезда и немного передохнули. Незадолго до полуночи мы, наконец, двинулись в город по длинной, монотонной дороге, по бокам которой находились низкие фабричные помещения и бесконечные ряды черных от сажи и копоти жилых домов. Мостовая была в ужасном состоянии, грязная. После 9 вечера гражданских людей не было, а все больше солдаты. Мы едва не поплатились своими жизнями, когда на пути к внутренним воротам протискивались между штабелями с боеприпасами. Центральный Лилль, возможно, был немного лучше. Но пока по-прежнему все было грязно. Я снова и снова вспоминал Германию. Мы провели ночь во дворе Бурсе. Помпезное здание было оставлено незавершенным. Поскольку нам пришлось ложиться спать в полной амуниции (каждую минуту мог прозвучать сигнал тревоги) и поскольку на булыжниках лежать было ужасно холодно, я не сомкнул глаз. На следующий день мы сменили свое расположение. На этот раз нас поместили в очень большое стеклянное здание. Тут не было душно из-за того, что остался только железный каркас. Взрывы германских снарядов разнесли стекла на миллионы мельчайших частиц.  Днем мы немного позанимались, посетили город и восхищались огромной армейской машиной, которая оставила свою печать на всем Лилле, и теперь гигантскими колоннами двигалась дальше перед нашими восторженными глазами. Ночью мы все пели, многие из нас в последний раз. На третью ночь в 2 часа прозвучал сигнал тревоги, а в 3 мы все были на марше единым формированием. Никто точно не знал, что случилось, но все мы считали, что это какое-то учение. Была очень темная ночь. Мы промаршировали не менее 20 минут, когда нам приказали сойти с дороги, чтобы могли пройти колонны с боеприпасами, кавалерия и т. д. Очень не скоро для нас нашлось место. Наконец наступило утро. Мы были уже далеко от Лилля. Гул пушек постепенно становился сильнее. Подобно гигантской змее, наша колонна продвигалась вперед. В 9 утра мы отдохнули два часа в парке, а затем опять выступили, и так до 8 вечера. Полк разбился на роты, каждую из которых прикрывал самолет. В 9 вечера нам выдали наш рацион. Увы, я не мог спать. В четырех шагах от моего соломенного тюфяка лежала мертвая лошадь. Похоже, она была мертва уже недели две. Животное наполовину разложилось. Прямо за нами батарея германских гаубиц выпускала по два снаряда поверх наших голов в темноту каждые 15 минут. Они завывали и свистели в воздухе, затем, на дальнем расстоянии, следовали два глухих удара. Каждый из нас прислушивался к ним. Ничего подобного никто из нас до этого не слышал. Мы прижимались друг к другу, перешептывались и вглядывались в звездное небо, а отдаленный шум все приближался и приближался, отголоски орудий становились все сильнее и сильнее, пока, в итоге, не слились в непрерывный рев. Каждый из нас чувствовал, как бурлит в венах кровь. Нам сказали, что англичане предприняли одну из своих ночных атак. Неуверенные в том, что же на самом деле происходит, мы с беспокойством ждали последующих событий. Затем все начало стихать, пока адский шум не прекратился совсем, за исключением выстрелов нашей батареи, которая все продолжала отсылать свои железные послания в ночь через каждые 15 минут.

 Утром мы обнаружили огромный кратер. Потратив много усилий, мы сбросили в него мертвую лошадь. Мы еще пытались акклиматизироваться, когда в 10 утра прозвучал сигнал тревоги. Мы выступили через 15 минут. После многих блужданий мы оказались у разрушенной фермы и разбили там лагерь. В ту ночь я стоял в карауле. В час ночи еще одна тревога, а в 3 мы опять были на марше, получив сначала новое снаряжение. Пока мы ожидали приказов, мимо проехал майор граф Зек; завтра мы атакуем англичан. Наконец! Все мы повеселели. Затем майор направился к голове колонны. В 6 утра к нам присоединились другие роты, а в 7 все началось по-настоящему. Мы колоннами пересекли лес, находящийся справа от нас, и вышли на чистое место. Впереди нас были вкопаны в землю четыре орудия. За ними были большие «волчьи ямы», в которых мы заняли позицию и стали ждать. Теперь первая шрапнель стала греметь над нашими головами, врываясь в край леса и срезая деревья, как пучки соломы. Мы с любопытством смотрели. Мы еще не почувствовали опасности, и никто из нас не испытывал страха. Каждый из нас ждал приказа перейти в наступление. Нам сказали, что есть пленные. Пять или шесть одетых в хаки фигур слева заставили нас закричать от радости. Шесть захваченных англичан и пулемет! Мы смотрели на их конвой. Они гордо шли позади пленных, а нам оставалось лишь ждать, так как мы почти ничего не могли видеть в туманном дьявольском котле, который распростерся впереди нас. Наконец поступил приказ наступать. Мы рассредоточились и побежали по полю в направлении маленькой фермы. По обеим сторонам от нас разрывались снаряды и свистели английские пули. Но мы не обращали внимания. Десять минут мы стояли на месте, а потом нам приказали вновь продвигаться вперед. Я бежал в первых рядах. Внезапно я услышал, что наш направляющий Штовер ранен. О Боже, я подумал, что это «прекрасное» начало! Так как у нас не было прикрытия, мы просто вынуждены были продвигаться вперед. Теперь впереди был наш капитан. Вокруг меня начали падать люди. Англичане повернули против нас свои пулеметы. Мы все пали ниц и кто-то получал ранения, он не мог продолжать двигаться и его приходилось уносить. Итак, мы ползли, пока овраг не окончился, а затем перед нами опять было чистое поле. Где-то в 15—20 метрах впереди виднелся большой пруд. Один за другим мы ныряли в него, потом выныривали и вновь обретали дыхание. Но мы не могли оставаться там долго. Выскочили и побежали в лес, где-то метрах в 100 впереди нас. Там мы все вновь собрались вместе. Похоже было на то, что ряды наши здорово поредели. Теперь нами командовал обыкновенный старшина Шмидт, удивительно старомодный человек. Мы поползли к опушке леса. Над головой постоянно что-то завывало и гремело, куски стволов и ветви летали в воздухе. Затем снаряды еще раз врезались в деревья и подняли в воздух груду камней, земли и песка, вырвали с корнями самые большие деревья, окутав все вокруг ужасным, зеленовато-желтым, вонючим дымом. Мы не могли лежать там вечность, чтобы уцелеть, мы должны были выбраться оттуда. Вскоре появился наш майор.

Мы опять пошли вперед. Я прыгал и бежал изо всех сил по лугам, по полям с репой, перепрыгивал через рвы, преодолевал проволочные заграждения, а затем прямо впереди услышал крик: «Все вы, сюда!» Передо мной простерся большой окоп; мгновение спустя я прыгнул в него, и многие другие вокруг меня сделали то же самое. Рядом со мной были вюртембергцы, подо мной мертвые и раненые англичане. Вюртембергцы взяли окоп штурмом. Теперь я понял, почему мне было так мягко приземляться. Окопы в 240—280 метрах влево от нас все еще удерживались англичанами, а также дорога на Бекелер справа от нас. Над нашим окопом просвистел стальной ураган. В 10 утра наши орудия наконец начали ответный огонь. Один за другим наши снаряды попадали в английские окопы. Враги выскакивали, как муравьи из муравейника, а потом мы пошли в атаку. Мы пересекли поле со скоростью молнии и после кровавых рукопашных схваток очистили много окопов. Англичане выходили с поднятыми вверх руками. Тех, кто не сдался, скосили пулями. И так мы очищали окоп за окопом. Наконец мы добрались до главной дороги. По обеим сторонам от нас простиралось поле. Мы вышли на него и все вместе преследовали противника. Так мы добрались до другого края поля и открытой дороги. Слева враг все еще удерживал несколько ферм, и мы попали под ураганный огонь. Вокруг меня падали товарищи. Затем прибыл наш сорвиголова майор, довольно беспечно куря сигарету. С ним был его адъютант, лейтенант Пилоти. Майор быстро осмотрел нашу позицию и приказал нам собраться по обеим сторонам дороги, а потом атаковать. Каждый из нас, кто хоть на что-то годился, побежал за подкреплением. Когда я вернулся во второй раз с отрядом вюртембергцев, то обнаружил, что майор лежит на земле с развороченной грудью, а вокруг него груда тел. Единственным офицером оставался адъютант. Мы кипели от ярости. «Лейтенант, веди нас в атаку!» — закричали все. Мы пошли влево, в сторону леса, так как невозможно было пробраться по дороге. 4 раза мы наступали только для того, чтобы нас отбрасывали назад. Из моего отряда остался лишь один боец, наконец и он пал. Затем пуля пробила мой правый рукав, но сам я чудом уцелел. В 2 часа дня мы стали наступать в 5-й раз и заняли край леса и ферму за ним. В 5 часов дня мы вновь собрались вместе и продвинулись на сотню метров по дороге. И там мы сражались 3 дня, пока не получили превосходство над англичанами. Вечером четвертого дня мы двинулись обратно к Остервику, где могли подсчитать наши потери. За четыре дня мы с 3,5 тысяч сократились до 600 человек. У нас осталось всего 3 офицера. 4 роты нужно было расформировывать. Но мы были горды тем, что разбили англичан. С того времени мы постоянно были на фронте. В Мессинах меня представили к Железному Кресту, потом в Вишете, во второй раз, с четырьмя другими бойцами и подполковником Энгельгардом, нашим командиром полка. Наконец, я получил его 2-го декабря. Теперь я рассыльный в штабе. Это не очень грязная работа, но, тем не менее, опасная. В Вишете только 3 из 8 наших были убиты в первый день атаки и один тяжело ранен. На этот раз мы не получили наград. Потому что, когда обсуждался список представленных на Крест, в палатку, или скорее в «волчью яму», зашли 4 командира рот. Поскольку же там было мало места, нам пришлось выйти. Мы ожидали снаружи около 5 минут, как вдруг снаряд, попав в палатку, сильно ранил подполковника Энгельгарда, а также убил и ранил остальных членов штаба. Это был самый худший момент в моей жизни. Все мы ценили подполковника Энгельгарда.

Сейчас я заканчиваю писать и умоляю Вас, дорогой судебный заседатель, простить мой плохой почерк. Сейчас я очень нервничаю. День за днем мы находимся под тяжелым артиллерийским огнем с 8 утра до 5 дня, а это в состоянии разрушить даже крепчайшие нервы. Мои самые искренние благодарности Вам и Вашей уважаемой жене за те две посылки, которые вы так любезно прислали мне. Я часто думаю о Мюнхене, и у каждого из нас только одно желание: скорее свести счеты с этой бандой, добраться до них любой ценой, и чтобы те из нас, которым посчастливится вернуться на родину, нашли ее чище, менее подверженной иностранному влиянию и чтобы ежедневные жертвы и страдания сотен тысяч людей, потоки их крови, которые продолжают литься здесь день за днем из-за международного сговора врагов, не только помогли бы смести внешних недругов Германии, но чтобы и наш внутренний интернационализм был уничтожен. Это будет стоить намного больше, нежели любая захваченная территория. Австрия выживет, как я всегда говорил. Еще раз моя искренняя благодарность и почтительный привет Вашей дорогой матери и жене.

Искренне Ваш, Адольф Гитлер».

[772]

Из книги

« ГИТЛЕР: Информация к размышлению.

(Даты. События. Мнения. 1889—2000) »

© «МОЯ РЕВОЛЮЦИЯ», 2000

Последнее обновление 27 января 2001 г.