Для исследователей!

О БОГЕ И РЕЛИГИИ

Когда бы я ни читал Евангелие и откровения различных пророков, я неизменно поражался тому, что сделали с учением этих боговдохновенных людей, особенно с учением Иисуса Христа, которое было предельно ясно.

Но общины, именовавшие себя христианскими церквями, не понимали его! А ежели и понимали, то отвергали Христа и изменяли ему, ибо они извращали святую идею христианского социализма!

Они убили ее в точности так же, как в свое время евреи пригвоздили Христа к кресту, они похоронили ее в точности так же, как погребли тело Христа...

В этом заключается жуткое преступление врагов христианского социализма. Они претендуют на то, что проповедуют учение Христа. Но их жизни и дела наносят постоянный ущерб этому учению и создателю. Эти люди клевещут на БОГА!

Мы — первые, кто эксгумирует подлинное учение Христа! Только через нас оно отпразднует свое возрождение. Мария и Магдалина стояли у пустой гробницы, ибо они искали мертвого человека. Но мы намерены раскопать сокровища живого Христа!

В этом состоит существенный элемент нашей миссии: мы должны привести германский народ к признанию истинного Бога!

К чему привела фальсификация первоначальной концепции христианской любви и социализма? По плодам их узнаете их! Подавление свободы мнений, преследования истинных христиан, массовые убийства Инквизиции и сжигания ведьм... и многое, многое другое. Вот подлинные деяния церквей, поставивших себя между Богом и человеком.

Движимые крайним эгоизмом и личной жадностью, они извратили глубокое понимание Христом необходимости социалистической общины людей и народов. Мы должны по-новому интерпретировать заповеди: любите друг друга, помните, что вы братья!

Молодежь с проклятьем и презрением отвернется от лицемеров, имеющих Христа на устах, но Дьявола в сердце...

Наша миссия носит не только экономический характер. Дать народу возрожденную веру — превыше всего. С такой верой наша молодежь завоюет подлинное царство небесное для своего народа и для всего человечества.

Осень 1929 (и до лета 1933) [25]

Именно подлинные патриоты имеют священную обязанность позаботиться о том, чтобы верующие каждой деноминации перестали только всуе поминать имя Божие, а стали бы на деле выполнять волю Божию и сумели бы помешать евреям позорить дело Бога. Ибо Божья воля дала человеку его образ, суть и возможности. Кто разрушает дело Божье, тот ополчается против воли Бога и Его творения.

(«Моя борьба», к. 2, гл. 10) [855]

Посему все — детский учебник и последняя газетенка, каждый театр и кинотеатр, каждый рекламный столб и доска объявлений — все должно быть поставлено на службу этой великой миссии до тех пор, пока робкая молитва нынешних домашних патриотов «Господи, дай нам свободу !» не превратится в голове даже самого юного немецкого мальчика в горячую мольбу: «Боже Всемогущий, благослови наше оружие, когда придет время; будь так же справедлив, каков ты был всегда; рассуди, заслуживаем ли свободы; Господь, благослови нашу борьбу !»

(«Моя борьба», к. 2, гл. 13) [855]

Даже религия любви является крайне слабым отражением воли своего возвышенного основателя. И тем не менее она имеет великое значение, поскольку дала толчок всеобщему развитию культуры, этики и морали.

(«Моя борьба», к. 1, гл. 8) [855]

Тот, кто осмеливается поднять руку на высшее воплощение образа Бога, тот восстает против всеблагого Творца сего чуда, и содействует изгнанию из рая.

(«Моя борьба», к. 2, гл. 1) [855]

Во все времена и эпохи конечно находились бессовестные субъекты, которые не останавливались перед тем, чтобы и религию сделать орудием своих политических гешефтов (ибо для таких господ дело идет исключительно о гешефтах). Совершенно неправильным однако является возлагать ответственность за этих негодяев на религию. Эти субъекты всегда ухитрятся злоупотребить в своих низменных интересах если не религией, то чем-либо другим.

(«Моя борьба», к. 2, гл. 3) [855]

Было бы совершенно несправедливо делать ответственной религию или даже только церковь за недостатки отдельных людей. Давайте сравним величие всей церковной организации с недостатками среднего служителя церкви, и мы должны будем придти к выводу, что пропорция между хорошим и дурным здесь гораздо более благоприятна, чем в какой бы то ни было другой сфере. Разумеется и среди священников найдутся такие, для которых их священная должность является только средством к удовлетворению собственного политического самолюбия. Найдутся среди них и такие, которые в политической борьбе к сожалению забывают, что они должны являться блюстителями высшей истины, а вовсе не защитниками лжи и клеветы. Однако надо признать, что на одного такого недостойного священника приходятся тысячи и тысячи честных пастырей, сознающих все величие своей миссии. В нашу лживую развращенную эпоху люди эти являются зачастую цветущими оазисами в пустыне.

(«Моя борьба», к. 1. гл. 3) [855]

Политические партии не должны иметь ничего общего с религиозными проблемами, если они не хотят губить обычаи и нравственность своей собственной расы. Точно так же и религия не должна вмешиваться в партийно-политическую склоку.

(«Моя борьба», к. 1. гл. 3) [855]

Если те или другие служители церкви пытаются использовать религиозные учреждения (или только религиозные учения), чтобы нанести вред своей нации, то не следует идти по их следам и бороться против них тем же оружием.

(«Моя борьба», к. 1. гл. 3) [855]

Для политического руководителя религиозные учения и учреждения его народа должны всегда оставаться совершенно неприкосновенными. В ином случае пусть он станет не политиком, а реформатором, если конечно у него есть для этого необходимые данные.

(«Моя борьба», к. 1. гл. 3) [855]

Религиозная потребность сама по себе глубоко заложена в душе человека, но выбор определенной религии есть результат воспитания.

(«Моя борьба», к. 2. гл. 3) [855]

Широкие слои народа состоят не из философов: для массы людей вера зачастую является единственной основой морально-нравственного мировозрения.

(«Моя борьба», к. 1. гл. 10) [855]

Если мы хотим, чтобы религиозные учения и вера действительно господствовали над умами широких масс народа, то мы должны добиваться того, чтобы религия пользовалась безусловным авторитетом.

(«Моя борьба», к. 1. гл. 10) [855]

Что для государства его основные законы, то для религии ее догмы. Только благодаря догмату религиозная идея, вообще говоря, поддающаяся самым различным истолкованиям, приобретет определенную форму, без которой нет веры. Вне определенных догматов церкви религия оставалась бы только философским воззрением, метафизическим взглядом, не больше. Вот почему борьба против догматов церкви есть примерно то же самое, что борьба против основных законов государства. Последняя приводит к государственной анархии, первая — к религиозному нигилизму.

(«Моя борьба», к. 1. гл. 10) [855]

Самый большой вред приносят те, кто злоупотребляет религией в чисто политических целях.

(«Моя борьба», к. 1. гл. 10) [855]

Я последовал ее [Церкви] примеру, придав программе нашей партии характер неизменяемой завершенности, как символу веры. Церковь никогда не позволяла кому-либо оспаривать символ веры. Прошло пятнадцать столетий с тех пор, как он был сформулирован, но любое предложение изменить его, любая критика или атака на него с точки зрения логики были отвергнуты. Церковь осознала, что с помощью документа такого рода можно выстроить какое угодно учение, пусть даже противоречащее или несовместимое с ним. Верующие же будут полностью принимать его, пока по отношению к нему не будет допускаться логическая аргументация.

Верующий протестант и верующий католик дружно работали в рядах нашего движения рука об руку, никогда не впадая ни в малейший конфликт со своими религиозными убеждениями. Напротив, совместная героическая борьба, которую вели католики и протестанты единым фронтом против разрушителей арийского человечества, научила их больше ценить и уважать друг друга.

(«Моя борьба», к. 2. гл. 10) [855]

Задача нашего движения не в религиозной реформации, а в политической реорганизации народной жизни. В протестантизме и католичестве мы видим одинаково ценную опору для нашего народа и поэтому решительно боремся против тех партий, которые хотят превратить религию в инструмент политической борьбы, хотят принизить религию до голых партийных интересов.

(«Моя борьба», к. 1. гл. 12) [855]

Если из-за ограниченности или трусости мы не доведем борьбу до конца, то что же станет с нашим народом через пятьсот лет? Не про многих можно будет сказать, что они созданы по подобию Бога, разве что мы бы захотели оскорбить Всемогущего.

(«Моя борьба», к. 1. гл. 10) [855]

Сила христианства состояла например вовсе не в попытках соглашения и примирения, скажем, с близкими ему философскими мнениями древних. Она состояла в непреклонной фанатической защите только одного своего собственного учения.

(«Моя борьба», к. 1. гл. 12) [855]

Характеристика человека как религиозно настроенного становится конкретной лишь тогда, когда мы знаем, какую практическую форму приняла его религиозность.

(«Моя борьба», к. 2. гл. 1) [855]

Только неопровержимая вера становится активным фактором, прокладывающим дорогу основным религиозным понятиям.

(«Моя борьба», к. 2. гл. 1) [855]

Мы были убеждены, что люди нуждаются в этой вере. Посему мы боролись против атеистического движения, причем не только лишь теоретическими заявлениями: мы уничтожили это движение.

(Речь 24 октября 1933 г. в Берлине) [836]

Светские школы недопустимы, так как в таких школах нет религиозного обучения, а общее нравственное обучение без религиозного основания зиждится на пустоте; следовательно, воспитание личности и религия должны основываться на вере ... нам нужные верующие люди.

(26 апреля 1933 г.)

Я с лунатической уверенностью иду путем, подсказанным мне Провидением.

(Речь 15 марта 1936 г. в Мюнхене) [836]

Когда правительство решительно берется за обуздание политического и морального отравления общественной жизни, оно создает и укрепляет предпосылки для действительно глубокого вхождения религии в жизнь.

(Речь 23 марта 1933 г. в Берлине) [836]

Правительство Рейха видит в христианстве непоколебимый фундамент морали и нравственности народа.

(Речь 23 марта 1933 г. в Берлине) [836]

Не мы, а те, кто был у власти до нас, духовно отдалились от христианства. Мы же провели чисто формальное разделение политики, занимающейся делами земными, и религии, которой должно заниматься делами небесными.

(Речь 27 августа 1934 г. на Эренбрайтштайне) [836]

И прежде всего мы извлекли священников из стихии низменных межпартийных склок, и вернули их в церковь. Мы не хотим, чтобы священники вновь оказывались в этой, для них отнюдь не предназначенной, области деятельности, поскольку пребывание там неизбежно унижает их сан и противопоставляет их миллионам верующих людей, для которых неприемлем сам образ пастыря, служащего не Богу, а политической партии!

(Речь 24 октября 1933 г. в Берлине) [836]

Война идет к концу. Последняя великая задача нашей эпохи заключается в том, чтобы решить проблему церкви. Только тогда германская нация может быть совершенно спокойна за свое будущее...

Христос был арийцем. Но Павел использовал его учение для того, чтобы мобилизовать преступные элементы и заложить фундамент предбольшевизма…

Если и есть бог, он дает не только жизнь, но и способность познания. И если я с помощью данного мне богом разума регулирую свою жизнь, то могу ошибаться, но не солгу...

Очень хорошо, что я не пустил попов в партию.. Я завоевал государство, не испугавшись проклятий обеих конфессий. Если бы я тогда в самом начале прибег к услугам церкви..., то сегодня меня постигла бы судьба дуче. Сам по себе он вольнодумец. Но он пошел на уступки, хотя ему, подобно мне, следовало бы совершить революционный акт. Я бы вторгся в Ватикан и вышвырнул оттуда всю компанию. Потом бы я сказал: «Извините, ошибся!» Но зато их бы уже там не было.

(13 декабря 1941 г., Ставка фюрера «Волчье логово») [254]

Учение церкви — тоже вид философии, хотя и не стремящийся к истине. Так как люди не могут думать о великих вещах, это не мешает. Это все как-то вливается в осознание беспомощности человека перед вечным законом природы. Это не вредно, если мы лишь приходим к осознанию, что он пытается понять божественное провидение и не верит, что может противиться закону. Если человек... безропотно подчиняется законам, то это чудесно.

(Октябрь 1941 г.) [204]

Человек, придерживающийся ложной веры, выше того, кто вообще ни во что не верит. Так профессор-большевик воображает, что одержал победу над Божьим промыслом. Этим людям с нами не совладать. Неважно, черпаем ли мы свои идеи из катехизиса или из философских трактатов, у нас всегда есть возможности для отступления, они же с их сугубо материалистическими взглядами в конце концов просто сожрут друг друга!

(24 октября 1941 г.) [12, 204, 254]

…Среди двух с половиной миллиардов жителей земли мы можем обнаружить 170 основных вероисповеданий, каждое из которых утверждает, что именно оно придерживается истинных представлений о потустороннем мире. Получается, что 169 религий — ложные и лишь одна истинная.

(24 октября 1941 г., Ставка фюрера «Волчье логово») [254]

Многие разумные люди в наши дни держатся за церковь только потому, что считают: человеку требуется опора в жизни и — пока нет ничего другого — церковь, несмотря на ее недостатки, все же лучше, чем ничего. Люди, которые руководствуются этими соображениями, к сожалению, забывают, что церковь отнюдь не воспитанием, а насилием заставила народы следовать моральным принципам. Если бы церковь, следуя законам любви, проповедовала одну лишь любовь, она бы, конечно, многого не добилась. И поэтому она в соответствии с давней церковной методой — левая рука не должна ведать, что творит правая, — насаждала свою мораль с особой жестокостью — помимо всего прочего приговорив к сожжению на костре тысячи достойнейших людей. Мы ныне действуем гораздо более гуманно, чем церковь.

Заповедь «Не убий» мы претворяем в жизнь просто казня убийц, в то время как церковь, когда обладала исполнительной властью, мучила их до смерти, подвергая зверским пыткам, четвертовала их и т. д.

Сохранить нравственные устои народа — вот задача, которую государственный деятель может решить не хуже любой из церквей. Он должен лишь свойственные самому здоровому слою нравственные представления сделать законами и не колеблясь употребить всю свою власть для их исполнения.

(9 апреля 1942 г. Ставка фюрера «Волчье логово») [254]

У церкви вековой конфликт с наукой. Бывали времена, когда церковь такой несокрушимой преградой вставала на пути научных исследований, что это приводило к взрыву. Церковь была вынуждена отступить. Но и наука утратила свою убойную силу.

Ныне в 10.00 на уроке закона божьего к детям обращаются со словами из Библии, излагая историю сотворения мира, а в 11.00 на уроке природоведения им начинают рассказывать историю развития. Но они же полностью противоречат друг другу. Я в школе очень остро воспринимиал это противоречие и был настолько убежден в своей правоте, что даже заявил учителю природоведения о том, что его рассказ расходится с тем. что нам рассказывали на первом уроке, и привел учителей в отчаяние! Церковь ищет выход, утверждая, что библейские сюжеты не следует понимать буквально. Скажи это кто-нибудь 400 лет тому назад, его бы точно сожгли на костре под молебны.

Теперь церковь стала гораздо терпимее и по сравнению с прошлым веком обрела почву под ногами.

(24 октября 1941 г., Ставка фюрера «Волчье логово») [254]

Десять заповедей — это законы, на котолрых зиждется мироздание, и они полностью достойны похвалы. Вот основа церковной жизни и религиозной.

(24 октября 1941 г., Ставка фюрера «Волчье логово») [254]

Авторитет церковных иерархов основывается на том, что их вероучение объявляется догмой и церковь просто-напросто самоликвидировалась бы, не придерживайся она твердо основных догматов веры.

(24 октября 1941 г., Ставка фюрера «Волчье логово») [254]

Сделали ли научные открытия людей счастливыми? Не знаю. Но они счастливы, имея возможность придерживаться самых различных вероисповеданий. Значит, нужно быть терпимее в этом вопросе.

(24 октября 1941 г., Ставка фюрера «Волчье логово») [254]

Русские имеют право выступать против своих попов, но они не смеют использовать их в борьбе против высших сил. Мы жалкие, безвольные создания, это факт, но есть также созидательная сила. И было бы глупо отрицать это.

Человек, придерживающийся ложной веры, выше того, кто вообще ни во что не верит. Так профессор-большевик воображает. что одержал победу над божьим Промыслом. Этим людям с нами не совладать. неважно, черпаем ли мы свои идеи из катехизиса или из философских трактатов, у нас всегда есть возможности для отступления, они же с их сугубо материалистическими взглядами в конце концов просто сожрут друг друга.

(24 октября 1941 г., Ставка фюрера «Волчье логово») [254]

Партия хорошо делает, не вступая ни в какие отношения с церковью. У нас никогда не устраивались молебны в войсках. Пусть уж лучше — сказал я себе — меня на кокое-то время отлучат от церкви или предадут проклятию. Дружба с церковью может обойтись очень дорого. Ибо, если я достиг чего-либо, мне придется во всеуслышание объявить: я добился этого только с благословения церкви. Так я лучше сделаю это без ее благословения. и мне никто не предъявит счет.

(11 ноября 1941 г., Ставка фюрера «Волчье логово») [254]

Второго такого ханжеского государства, как Россия, не найти. Там все построено на церковных обрядах.

(11 ноября 1941 г., Ставка фюрера «Волчье логово») [254]

Попы опасны, когда рушится государство. Тогда они собирают вокруг себя темные силы и вносят смуту: какие только трудности не создавали римские папы германским императорам! Я бы с удовольствием выстроил всех попов в одну шеренгу и заставил побеспокоится о том, чтобы в небе не появились английские или русские самолеты. В данный момент больше пользы государству приносит тот, кто изготавливает противотанковые орудия, чем тот, кто машет кропилом.

(11 ноября 1941 г., Ставка фюрера «Волчье логово») [254]

Я ничего не знаю о загробном мире и достаточно честен, чтобы открыто признаться в этом. Другие же утверждают, что кое-что знают о нем, а я не могу представить доказательства, что это не так.

(11 ноября 1941 г., Ставка фюрера «Волчье логово») [254]

Поскольку любые потрясения суть зло, лучше всего будет, если нам удастся, просвещая умы, постепенно и безболезненно преодолеть такой институт, как церковь. Самыми последними на очереди были бы, видимо, женские монастыри.

(11 ноября 1941 г., Ставка фюрера «Волчье логово») [254]

Христос был арийцем. Но Павел использовал его учение для того, чтобы мобилизовать преступные элементы и заложить фундамент предбольшевизма. С его победой античный мир утратил красоту и ясность. Что это за бог. которому нравится, как люди перед его ликом умерщвляют свою плоть?

(13 декабря 1941 г., Ставка фюрера «Волчье логово») [254]

Если и есть бог, он дает не только жизнь. но и способность познания. И если я с помощью данного мне богом разума регулирую свою жизнь, то могу ошибаться, но не солгу.

(13 декабря 1941 г., Ставка фюрера «Волчье логово») [254]

Очень хорошо, что я не пустил попов в партию. 21 марта 1933 года — в Потсдаме — встал вопрос: идти или не идти в церковь? Я завоевал государство, не испугавшись проклятий обеих конфессий. Если бы я тогда в самом начале прибег к услугам церкви — мы пошли к могилам, а государственные деятели отправились в церковь, — то сегодня меня постигла бы судьба дуче. Сам по себе он вольнодумец. Но он пошел на уступки, хотя ему, подобно мне, следовало бы совершить революционный акт. Я бы вторгся в Ватикан и вышвырнул оттуда всю компанию. Потом я бы сказал: «Извините, ошибся!» Но зато их бы уже там не было.

(13 декабря 1941 г., Ставка фюрера «Волчье логово») [254]

Величайший ущерб народу наносят священники обеих конфессий. Я не могу им теперь ответить, но все заносится в мою большую записную книжку. Придет час, и я без долгих церемоний рассчитаюсь с ними. В такие времена мне не до крючкотворства. Решающую роль играет вопрос, целесообразно это или нет. Я убежден, что через десять лет все будет выглядеть по-другому. Ибо от принципиального решения нам все равно не уйти. Если считать, что фундаментом человеческого общества может быть дело, которое признано неправым, то такое общество недостойно существовать. Если же считать, что истина может быть основательным фундаментом, то совесть обязывает выступить в ее защиту и истребить ложь.

(8 февраля 1942 г., Ставка фюрера «Волчье логово») [254]

Если бы не опасность распространения большевизма по всей Европе, я бы не стал препятствовать революции в Испании: там бы истребили всех попов. Если у нас попы придут к власти, то в Европу вернутся самые мрачные времена средневековья.

(19 февраля 1942 г., Ставка фюрера «Волчье логово») [254]

Провидение всегда одаривает победой того, кто умеет правильно распорядиться умом. которым наделила его природа. Все эти выдуманые юристами правовые проблемы для природы не играют никакой роли. Иной раз уже прошлое дает ответ на вопрос, как прожить в этом мире, которым правят законы, данные нам свыше: помогай себе сам, тогда тебе поможет бог! Это — сознание того, что человек сам кузнец своего счастья или, наоборот, своего несчастья.

(27 февраля 1942 г., Ставка фюрера «Волчье логово») [254]

Из книги

« ГИТЛЕР: Информация к размышлению.

(Даты. События. Мнения. 1889—2000) »

На Главную страницу

Последнее обновление 12 августа 2001 г.